Политолог Дмитрий Фурман – о «цвете» киргизской революции

Опубликовано 08.04.2010 20:23

http://www.svobodanews.ru/content/article/2006510.html

PDFфайл

Ровно за год до нынешних событий в Киргизии, в апреле 2009 года, схожие события произошли в Молдавии: массовые выступления против действующей власти, погромы, пожары, мародерство. В чем различие двух «посторанжевых» революций? Каковы особенности политического процесса в Киргизии? Какие уроки из событий может извлечь российская власть? 

– События в Молдавии и Киргизии аналогичны только внешне, в каких-то частностях, – полагаетДмитрий Фурман, главный научный сотрудник Института Европы РАН. – В Молдавии была попытка оппозиции сымитировать «цветную революцию». Такая революция всегда связана с фальсификациями результатов голосования, с протестом оппозиции против этих фальсификаций и приходом оппозиции к власти. Классический вариант – то, что было на Украине. В Молдавии же не было и особо реальной фальсификации: пересчет голосов не изменил картину результатов выборов. Оппозиция пришла к власти нормальным демократическим путем – позже, в результате новых выборов. Это было, скорее, использование механизма «цветной» революции – но не «цветная» революция в настоящем смысле слова.

А в Киргизии — вообще не «цветная» революция: здесь нет прямой связи с выборами. То, что произошло сейчас в Киргизии, значительно ближе к нормальным, классическим революциям — со взятием Бастилии и так далее, и тому подобное. Народ подымается отчасти стихийно (хотя есть там и лидеры, и оппозиция, но в основе своей – стихийно), силой захватывает правительственные здания и изгоняет власть. Если в «тюльпановой» революции 2005 года, свергнувшей режим Акаева, элементы «цветной» революции были (те события все-таки связаны с результатами выборов, с подтасовками), то здесь — нет. Выборы в Киргизии прошли не так давно. Они привели к полной, тотальной победе президентской партии, созданной по образцу «Единой России» или аналогичных партий в Казахстане или в Таджикистане. За этими выборами не стояло никаких особых ожиданий народа: было заведомо ясно, что выборы эти — нечестные. Так что перед нами — нормальная вспышка народного революционного протеста.

 Однако за несколько недель до нынешних событий Курманбек Бакиев объявил о предстоящей смене политического строя: традиционную демократию – пусть и чисто декоративную – он предложил заменить на некую совещательную демократию. Это несколько покруче, чем выборы, нет? 

– Безусловно, круче. Но я не знаю, в какой степени можно считать эту революцию прямым ответом на данные бакиевские инициативы. Мне кажется, не было бы этих инициатив — все равно было бы что-то иное. А революция так или иначе в Киргизии была неизбежна.

 Из-за арестов лидеров оппозиции? Они весьма разрознены: единого коалиционного фронта, противостоящего правительству Бакиева, до нынешних событий не просматривалось. Ни единого лидера, ни единых требований, кроме как «долой». Не похоже ни на «цветные», ни на традиционные революции  начала ХХ века, к примеру. 

– Да, у нашей Октябрьской революции 1917 года был центр, все как полагается. А вот Февральская революция не имела никакого общего лидера. Это был стихийный подъем народа, а потом уже там пришли к власти оппозиционеры старой, царской власти; очень похоже на то, о чем мы говорим сегодня.

А неизбежность революции в Киргизии обуславливается двумя моментами. Первый момент — это совершенно репрессивный, антидемократический, циничный характер бакиевского режима, который, в общем, без особых риторических преувеличений можно назвать преступным. Второй момент — это особенности киргизского общества. Другое общество могло бы легче поддаться этому режиму, с большей охотой его терпеть — да, может быть, и сам бы этот режим не был бы таким жестким: для подавления мягкого и не сопротивляющегося общества не нужны особо жесткие методы. А особенность киргизского общества – сильные традиции неподчинения власти. Киргизы, как и казахи, говорят, что они демократические нации, потому что у них была степная, кочевая демократия. Кочевая демократия — это, конечно, не демократия, но это совсем не авторитарная традиция. Это традиция выборности власти — и довольно легкого ее свержения. Это не похоже на политические традиции, скажем, России или соседнего Узбекистана, где устойчивые авторитарные режимы были всегда. Киргизы очень легки на подъем, склонны к революциям. Нынешняя для Киргизии – третья: в 1990-91 годах Киргизия, в отличие от других центрально-азиатских республик, прошла через некое подобие антикоммунистической революции.

 Вы имеете в виду события в Оше?

– Не только. Ошские события — это такой сопутствующий погром, довольно страшный. Нет, я имею в виду события в Бишкеке: там — и демонстрации, и студенческие голодовки. Тогда Аскар Акаев пришел к власти против желания номенклатуры — в отличие от других центрально-азиатских республик, где номенклатура сохранила власть. Акаев был отчасти компромиссной, но все-таки демократической фигурой; он был поддержан и выдвинут демократическими движениями в Бишкеке.

Так что киргизское общество легко идет на революции. Но тут надо разграничивать две вещи. Трудность построения авторитарного режима, легкость, с которой киргизы устраивают подобные революции, — все это отнюдь не означает готовность киргизского общества к демократии. От совершения революций до демократии — довольно большое расстояние. И есть вполне реальная опасность попадания Киргизии в некий цикл латиноамериканского типа. В истории многих латиноамериканских стран очень легко происходили свержения диктатур, приходил кто-то — освободитель от предшествующей диктатуры — и создавал новую диктатуру. И эти циклы могли повторяться много-много раз. Вот эта опасность для Киргизии есть.

 На что можно надеяться из противоядий?

– Только на то, что пришедшие сейчас к власти силы в какой-то мере осознают эту опасность. Что они научились чему-то из опыта «тюльпановой» революции 2005 года (и вообще из опыта постсоветской истории) и все-таки постараются избегнуть подобных последствий. И перевести, если так можно выразиться, киргизское свободолюбие, которое легко переходит в просто анархию, в какие-то правовые демократические формы; канализировать его в демократическом направлении. Это очень сложная задача, но, думаю, есть шансы, что она будет выполнена.

 С Бакиевым-политиком покончено? Или реванш возможен? Пишут, что он приехал в одну из южных областей Киргизии, с тем чтобы организовать сопротивление.

– Я недостаточно знаю ситуацию. И я думаю, что мало кто ее так хорошо знает, чтобы ответить на этот вопрос. Но у меня впечатление, что да, покончено.

 Но сейчас Роза Отунбаева, глава переходного правительства, говорит о том, что оппозиция контролирует четыре из семи областей. Возможен ли раскол?

– Надеюсь, что нет. Вообще, для Киргизии характерен раскол Севера и Юга — глубокий культурный раскол, как Восток и Запад для Украины. Но мне кажется, что этот раскол несколько преувеличивается. Да, нынешняя революция произошла на киргизском Севере — но это не значит, что мы имеем дело с северной революцией против юга. Ведь на юге тоже есть достаточное недовольство Бакиевым — хотя, поскольку Бакиев южанин, у него есть там какая-то клановая поддержка. Среди революционеров есть южане – например, Текебаев. Так что четкого противопоставления Юга и Севера, мне кажется, нет.

А вот судьба самого Бакиева мне видится туманной и печальной. Если Акаев построил, в общем, аналогичный бакиевскому, но все-таки более мягкий режим, и революция, которая его свергла, была мягче (сам Акаев смог перебраться в Москву и сейчас спокойно здесь живет), то Бакиев всеми своими действиями сделал себя персоной нон-грата везде. Москву он обманывал, кидал — совершенно цинично, простыми жульническими приемами. Здесь он не нужен, и никому он не нужен. Бакиева приперли к стенке, дальнейшая его судьба может быть очень печальной. Но надеюсь, что, тем не менее, и здесь образуется.

 Кстати, о России: какие внутриполитические гайки могут быть закручены вследствие событий в Киргизии? Или, может, наоборот – ослаблены?

– Не могу не отметить, что российская власть сейчас повела себя очень правильно. В известных мне комментариях – Владимира Путина, например – верно говорится о том, что эта революция — порождение самого режима Бакиева; Россия здесь не вмешивается, это внутреннее дело Киргизии. Прямой же связи с внутренней политикой России я не вижу.

 Но российская власть  стараниями Владислава Суркова и его коллег – несколько лет пугала себя и общество «оранжевыми» революциями. Теперь же можно сказать: смотрите, вот не «оранжевая», а хуже – гибнут люди, горят дома, мародерство который день; вы этого хотите? Вполне качественная идеологическая «пугалка», и относительно новая. 

– Можно изобрести и «пугалку», которая никого особенно не напугает. Страх, который охватил нашу власть на волне «оранжевых» революций, был совершенно патологическим: оснований для «оранжевой» революции у нас так же не было, как сейчас нет оснований для революции теперешнего киргизского типа. И мне кажется, что сейчас российская власть начала постепенно понимать: эти революции порождены не происками, допустим, ЦРУ (играющим в ее сознании роль, аналогичную проискам масонов, или Интернационала в сознании легитимистов XIX века),  а внутренними причинами.

Может быть, для российской политики в киргизских событиях проявится даже в какой-то мере положительный эффект. Комментируя эти события, Путин говорит о том, что Бакиев сам привел к этой ситуации: уничтожением демократии, своим авторитаризмом, своими преступными методами. И если российские власти действительно так думают, то это скорее на пользу. Киргизия как повод «на себя оборотиться» — хороший вывод, хорошее следствие.