Косово как детонатор

Энтузиазм по поводу возможного окончательного отделения Косово сродни восторгу самоубийцы, разжившегося свежим мышьяком

№ 4 (6)

апрель 2006

PDF файл

Идея «права наций на самоопре­деление», во многом определив­шая судьбу Европы после Пер­вой мировой войны, породила и мно­жество неразрешимых споров между народами, расшатала мировой поря­док и способствовала зарождению Второй мировой войны

После победы над гитлеровской Гер­манией, чья экспансия прикрывалась лозунгами права немецких меньшинств жить в общем доме, «право на самооп­ределение» было в сознании мирового сообщества задвинуто куда-то глубоко на задний план принципом территори­альной целостности государств и неру­шимости их границ. Ради этой террито­риальной целостности «цивилизован­ный мир» более или менее спокойно на­блюдал, как в крови подавляются сепа­ратистские движения Биафры, Южного Судана, Чечни и множество других.

Принцип нерушимости границ в громадной степени способствовал то­му, что мир после Второй мировой войны оказался более устойчивым, чем после Первой. Кровь, пролитая сепаратистами и теми, кто их подав­лял, очевидно, меньше, чем кровь, ко­торую пролили бы народы в борьбе всех против всех при применении пра­ва наций на самоопределение в деко­лонизирующемся мире.

Но принцип территориальной цело­стности и нерушимости границ — оче­видно несправедлив. Он устанавливает иерархию народов, одни из которых имеют право на свое государство, дру­гие — не имеют только потому, что од­ним в истории повезло, а другим нет, и в какой-то момент они оказались слабее и были завоеваны. Или даже потому, что в фиктивно федеральном государстве то­талитарные правители дали одним ста­тус якобы союзных республик, другим — якобы автономных. Он заставляет жить вместе народы, которым лучше было бы жить отдельно, и делает разделенными народы, которым лучше бы жить вмес­те, в своем государстве.

Этот принцип вступал в такие про­тиворечия с реальностью, что все рав­но нарушался, и чтобы как-то сохра­нить его, приходилось прибегать к разным юридическим фикциям вроде признания установленных в свое вре­мя Сталиным границ между республи­ками. Но настоящий удар по нему на­несла косовская проблема.

Биафра или Чечня были далеко от «цивилизованного мира». Косово — ря­дом, и Запад не мог спокойно наблю­дать, как отстаивание Милошевичем принципа территориальной целостнос­ти Сербии порождает поток албанских беженцев, устремившихся в европей­ские столицы. Фактически те же, кто только что спокойно смотрел на подав­ление разных сепаратистских движе­ний, сами оторвали Косово от Сербии и отдали его в руки албанских сепаратис­тов. Но так и не решились сделать сле­дующий логический шаг — признать его независимость и создать прецедент. Те­перь, похоже, этот прецедент все-таки будет создан.

Этот шаг — очень опасный, но, оче­видно, неизбежный и способствующий приближению международного права к требованиям справедливости. Поощ­рять сепаратизм нельзя, но не допускать в принципе никаких отделений тоже невозможно. Должны быть выработаны какие-то правила, при которых отделе­ние все же признаётся возможным.

Но у нас перспектива независимос­ти Косово неожиданно вызвала вос­торг. И совсем по другим причинам, чем сочувствие албанцам или стремле­ние гуманизировать систему междуна­родных отношений.

На протяжении позднесоветского и постсоветского периодов мы в России меняли наши принципы, как перчат­ки. Когда-то мы были страстными сторонниками права наций на само­определение и восхищались карабах­скими армянами. Потом дело дошло до права на самоопределение чеченцев, и об этом праве мы забыли. И вспоминали, когда речь заходила не о наших, а о соседских сепаратистах.

Теперь «наши» решили, что после признания независимости Косово За­пад не посмеет поддерживать Грузию в ее стремлении избавиться от россий­ских войск, занимающих Южную Осетию и Абхазию и охраняющих там сепаратистские режимы. Это, конеч­но, иллюзия. Запад сделает все воз­можное, чтобы ограничить значение косовского прецедента, чтобы юриди­чески он выглядел как особый случай.

И действительно, ситуация в Абха­зии и Южной Осетии принципиально отличается от ситуации в Косово. Сер­бы составляли одну десятую населе­ния Косово, и результат любого рефе­рендума, даже при участии всех бежав­ших оттуда сербов, предрешен. И не­зависимость края представляется справедливым решением проблемы.

Но выработать справедливое реше­ние для Абхазии, где самих абхазов до начала войны было не больше 20 проц., а половину составляли грузины, впос­ледствии абхазами изгнанные, очень трудно. Поэтому никакого прямого переноса косовского прецедента на абхазскую и южноосетинскую ситуа­ции быть не может, и давить на Рос­сию все равно будут.

Где же решение? Для абхазов оче­видны два варианта, первый из кото­рых — в обмен на независимость от­дать Грузии два района, до войны на­селенных грузинами. Сложность в том, что абхазы не пойдут на обмен этих районов, снабжающих сельско­хозяйственной продукцией остальную часть республики. Второй вариант: возвращение всех беженцев-грузин в места проживания при условии при­нятия особого «советского» типа прав­ления. К примеру, по Конституции первым лицом (президентом) может быть избран только абхаз, а вторым (вице-президентом или премьер-ми­нистром) грузин. Такая форма правле­ния гарантировала бы абхазскому на­селению неизменность независимого статуса республики, а вернувшимся грузинам — соблюдение их прав.

Совершенно очевидно, что при ны­нешних грузинских властях такие пла­ны не могут быть реализованы в силу целого ряда причин. Общественное мнение Грузии настроено на возвращение территорий, и власть должна быть на порядок сильнее, чем нынеш­няя, для того чтобы пойти наперекор и решиться переломить ситуацию. В бу­дущем к плану вернутся, особенно ес­ли в грузинском и абхазском общест­вах начнут уже сейчас обсуждать раз­ные варианты.

Представим себе на минуту, что международное сообщество действи­тельно пересмотрит отношение к осе­тинскому и абхазскому сепаратизму и через какое-то время и на каких-то ус­ловиях признает независимость Абха­зии и Южной Осетии. Как раз для тех, кто сейчас выражает восторги по по­воду того, что Западу, оказавшемуся в косовской ловушке, придется при­знать независимость Косово — это са­мая страшная перспектива.

Во-первых, в признанных Абхазии и Южной Осетии все разговоры о вхож­дении в Россию тут же прекращаются — никто никогда еще не шел добровольно на отказ от государственной независи­мости. Более того, перед ставшими не­зависимыми южными осетинами тут же возникнет задача — объединиться с осетинами северными. И ясно, что не в составе России. Становятся ненужны­ми и российские войска на их террито­рии. Розданные местным жителям рос­сийские паспорта из символа, создаю­щего иллюзию территориального рас­ширения России и дополнительный аргумент для пребывания наших войск в Грузии, превращаются в источник го­ловной боли.

Во-вторых, пример бывших грузин­ских автономий был бы примером для северокавказских республик в составе России. Говоря о последствиях косов­ского прецедента, наши комментаторы даже боятся произнести слово «Чечня». Между тем как раз для Чечни косов­ский прецедент будет иметь колоссаль­ное значение. Смешно думать, что че­ченский сепаратизм подавлен навсегда. После некоторой передышки и переос­мысления опыта он выйдет на поверх­ность при первой же возможности.

Признание независимости Абхазии и Южной Осетии, таким образом, оз­начало бы конец российского влады­чества на Северном Кавказе. ■

.