ПРОФИЛЬ

Политический святой

16. МАЯ 2011

PDF файл

http://www.profile.ru/article/politicheskii-svyatoi-59922

Академик Сахаров не был теоретиком и стратегом нашей антикоммунистической демократической революции — для антикоммунистической революции никаких особых теорий и не требовалось. Мировоззренчески он эволюционировал, как громадное число интеллигентных советских людей, от либерального антисталинского прочтения марксизма-ленинизма через идею «конвергенции» к антикоммунизму и «буржуазному» демократизму.
Эта эволюция ускорилась в период его ссылки в Горький, но к моменту его смерти не дошла до своего логического предела: еще в 1989 году он требовал передачи земли крестьянам, фабрик — рабочим, а всей власти — Советам и до безоговорочного признания капитализма в качестве высшей цели так и не дошел.
Как и у всех совершавших подобную эволюцию советских людей, у Сахарова не было никаких представлений, как может произойти переход от казавшейся несокрушимой тоталитарной системы к демократии.

НЕ ОТ МИРА СЕГО
Величие Сахарова было не в его политических идеях, а в его личности и жизни. Думать так, как думал Сахаров, могли многие — даже в Политбюро были люди, думавшие примерно то же самое. Но чтобы отказаться от богатой и спокойной жизни обласканного властью академика, трижды Героя Социалистического Труда, кующего «ядерный щит Родины» и разрабатывавшего увлекательные планы уничтожения США искусственным цунами, и без какой-либо надежды на успех вступить в борьбу с тоталитарной системой, требовались очень редкие качества.
Для этого надо было быть не от мира сего, не прислушиваться к тому, что подсказывает «здравый смысл», и слушать лишь свой внутренний голос, то есть быть вылепленным из того материала, из которого в свое время были созданы раннехристианские мученики. В российском демократическом движении было не так уж много героев и святых. Но Сахаров был бесспорным и признанным во всем мире святым этого движения.
Не случайно освобожденный Горбачевым Сахаров сразу же оказывается в центре общественной жизни — в роли высшего морального авторитета и чуть ли не главного лидера демократов, которые все смелеют и радикализируются. Сахаров переходит от просто поддержки Горбачева к «условной поддержке» и затем к оппозиции. Сопоставимой с ним по масштабу фигуры не было, и авторитет Сахарова среди демократической интеллигенции был непререкаем.

СЛИШКОМ ИДЕАЛИСТ
Однако по мере того, как демократическое движение превращалось в реальную политическую силу, все яснее становились ограниченные возможности Сахарова как лидера. Сахаров не мог повести за собой широкие народные массы — психологически и культурно он был слишком далек от них. Так же далек он был от номенклатуры, нейтрализовать или привлечь которую было необходимо для прихода демократов к власти и которая в условиях советской социальной мобильности культурно была ближе к народным низам, чем к интеллигентскому среднему слою. Те качества Сахарова, которые были достоинствами на начальном этапе движения, теперь становятся недостатками. Он был слишком доктринер и идеалист, слишком наивен и доверчив. Каждый, кто слышал выступления академика на съезде народных депутатов, понимал, что в роли главы претендующей на власть партии и тем более главы государства его просто нельзя представить.
Между тем у демократов появился лидер, способный привести их к победе и власти. Ельцин, в отличие от Сахарова, чья популярность была велика, но ограничена относительно узким интеллигентским слоем, мог получить поддержку в широких народных массах и мог договориться с номенклатурой. Доктринерскими и моральными соображениями Ельцин скован не был.
Начиналась «большая игра». Сахарову в этой «большой игре» места не было. Быть лидером на новом этапе движения он не мог, и в то же время он был слишком самостоятелен и слишком авторитетен не только в среде интеллигенции, но и во всем мире, чтобы стать сотрудником Ельцина, членом устремленной к победе, связанной дисциплиной и единым лидером команды. Непонятно даже, какую должность он мог бы занять.

СМЕРТЬ ВОВРЕМЯ
Смерть пришла к Сахарову относительно рано, в возрасте 68 лет, но если исходить из задачи победы демократов, она наступила очень вовремя. Для вступивших в борьбу за власть Ельцина и других политиков-реалистов из лагеря демокра-тов был очень выгоден умерший Сахаров. Им очень пригодился Сахаров-икона, но был бы вреден живой Сахаров, реально участвующий в политике и «путающийся под ногами».
Но смерть не только избавила демократов от возникающей «проблемы Сахарова», но избавила и самого Сахарова от многих мучительных проблем. Приход к власти предводительствуемых Ельциным демократов мог произойти лишь ценой отказа от идеалистических принципов и утопических лозунгов раннего демократического движения. Сахарову предстояло или санкционировать эти трансформации и «забывать» вместе с другими о былом идеализме, или идти против течения и вступать в борьбу с друзьями и соратниками, исход которой был очевиден.
Смог бы Сахаров приветствовать Беловежские соглашения, которые покончили не только с «коммунистической империей», но и с любой перспективой перестройки «евразийского» пространства на основе права наций на самоопределение, как это предполагалось в сахаровском проекте Конституции? Смог бы он отказаться от этого права наций на самоопределение во имя «территориальной целостности России»? Смог бы он легко и незаметно перейти от лозунга «Земля — крестьянам, фабрики — рабочим, вся власть — Советам!» к одобрению приватизации и кровавого разгона парламента? На эти и подобные вопросы хочется ответить: «Нет, не смог бы». Хотя мы знаем, что близкие к Сахарову люди проделали именно такую эволюцию, а его вдова Елена Боннэр в 1993 году прямо призывала Ельцина не волноваться из-за правовых вопросов и быть решительнее в борьбе с реакционными Советами. Однако близкие — это все-таки не сам Сахаров, и однозначного ответа на эти вопросы нет.

ОТ САХАРОВА К ПУТИНУ
Как бы то ни было, судьба избавила Сахарова от множества труднейших проблем и позволила ему уйти из жизни воплощением утопически-идеалистического аспекта нашей демократической революции. Победа демократов в конечном счете вела к становлению путинского режима, который Сахаров, безусловно, отказался бы признавать своим, хотя линия преемственности — Сахаров-Ельцин-Путин — исторически совершенно очевидна. Это та же преемственность и то же противоречие между ранними, идеалистическими формами различных протестных движений и тем, что получается, когда они приходят к власти, которые бесконечно повторялись в истории.
Ранний идеализм в окостеневшей, иконной, форме работает на возникшую систему. Сейчас проспект Сахарова создает иллюзию, что дело Сахарова «в основном» победило. Но герои и мученики раннего этапа полезны власти лишь до тех пор, пока люди удовлетворяются иконно-житийными образами и не интересуются, какая реальность была за ними, что действительно думали и хотели ставшие иконами люди. Евангелие надо целовать, а не читать.
И сейчас торжественные чествования Сахарова — это часть системы ритуалов, освящающих нашу политическую систему. Чтение же Сахарова и размышление над тем, как так получилось, что у истоков движения стоял святой, а когда оно утвердилось у власти, главой государства стал Путин, для нашей власти совершенно не нужны. Между тем для понимания нашего положения и наших перспектив эти размышления необходимы и будут необходимы при следующей попытке перехода к демократии.