История гуру Раджнеша (полное имя — Раджнеш Чандра Мохан), как заметил ин­дийский журналист Притиш Нанди, напоми­нает детектив из серии о Джеймсе Бон­де 1. Раджнеш родился в Индии в1931 г. в семье торговца тканями. Б1953 г., буду­чи студентом, он, занимаясь медитацией в парке в Джабалпуре под деревом мульса-ри, достиг «просветления» (как Будда под деревом Бодхи). Это не помешало ему окончить университет, стать аспирантом, а затем — лектором по философии. Про мо­лодого и красивого лектора ходили слу­хи, во-первых, о том, что у него масса романов со студентками, во-вторых, о том, что он для воздействия на слушателей (и слушательниц) овладел техникой гип­ноза. Постепенно Раджнеш все больше переходит на пропаганду своих взгля­дов появившимся у него личным уче­никам и в конце концов оставляет лек­торский пост. В1971 г. он создал свой «ашрам» (общину последователей) в г. Пу­на. Его ученики стали называть его «Бхага-ван» (Господь), он стал формально прини­мать их в общину, давая им новые имена и особую красного цвета одежду. Затем «ашрамы» возникают в других местах Ин­дии, а также в США, Кении, Австралии, Японии, Франции, Дании, Швейцарии, на Филиппинах, в Нидерландах, Англии, Кана­де, Италии, ФРГ, Бразилии. Раджнеш при­обретает всеиндийскую и начинает завоевы­вать всемирную известность. В известности этой много скандального. Раджнеш учит быть «естественными» и избавиться от ложных страхов перед нарушением разных религиозных табу, в том числе сексуаль­ных. Кроме того, он громко осуждает инду­изм (и другие религии), смеется над аске­тизмом Махатмы Ганди, индийским прави­тельством, вообще всячески эпатирует ин­дийскую публику. Вокруг него создается напряженная атмосфера, начинаются конф­ликты с властями и жителями Пуны. Пра­вительство лишает его ашрам налогового иммунитета, которым пользуются религи­озные учреждения, и 31 мая1981 г. Радж­неш с группой приближенных неожиданно уезжает из Индии в США, где уже сущест­вует значительная община его последова­телей (в его пунском ашраме также было много американцев). На этом кончается первый, индийский, акт трагедии или коме­дии (это зависит от установки наблюдате­ля). Начинается второй, американский, акт, который кончился в ноябре1985 г. аре­стом и высылкой Раджнеша из США.

Среди последователей Раджнеша много обеспеченных людей и хороших профес­сионалов в самых разных сферах, готовых отдать ему все свои деньги, знания и труд. Поэтому возможности у него большие, и действует в США он с размахом и фанта­зией. Первоначально он устанавливает свой центр в замке в Нью-Джерси, но вскоре покупает необработанную землю в Орего­не, где создает поселение, новый город, Раджнешпурам; с населением около 5000 человек. Это город-утопия, где гос­подствует изобилие и где создается новый мир, новая цивилизация. В городе действи­тельно удивительное богатство. Самые раз­ные виды ресторанов с разной кухней, роскошные плавательные бассейны. Все здания имеют кондиционеры. Вокруг — ле­са, где тысячи оленей. У Раджнеша — сот­ни павлинов. Сам он выезжает в сопровож­дении целого кортежа роллс-ройсов, над которыми — вертолет, в особой одежде, усеянной жемчугами. В городе — свобод­ный секс (впоследствии ограниченный воз­никшим у Раджнеша паническим страхом СПИДа). Есть определенное место, где хо­дят только голыми. Но можно ходить го­лым и по улицам города. Везде — портре­ты Раджнеша, в том числе и на груди ме­стных полицейских — мужчин и жен­щин.

Приехав в США, Раджнеш перестал го­ворить (до этого он говорил очень много, и роскошно изданные записи его лекций-проповедей составляют десятки томов), и его общение с последователями сводилось к тому, что он в одни и те же часы «меди­тировал» на глазах восторженной толпы. В это время в городе и в созданных Раджнешем организациях (Международный фонд Раджнеша, Корпорация капиталовло­жений Раджнеша, Международная община нью-саньяси) заправляет группа прибли­женных к Раджнешу женщин (всем от 30 до 40 лет, происхождение самое разное — индианки, американки, француженки) во главе с ближайшей подругой Бхагавана, удивительно энергичной индианкой Ма Прем Шилой, сменившей в1981 г. его преж­нюю приближенную Ма Йога Лаксми.

Раджнешевцы, естественно, вступают в конфликт с местными жителями, которые в узкасе от нашествия «нью-саньяси». Борь­ба ведется прежде всего в судах (из-за инкорпорации Раджнешпурама, «захвата» раджнешевцами соседнего городка Анте-лоуп, переименованного в Раджнеш, ис­пользования земли и т. д.), но орегонские фермеры периодически постреливают. По­степенно в Орегоне создается обстановка, подобная той, которая раньше была в Пу­не. Орегонцы не только боятся, что в Раджнешпураме может быть второй Джон­стаун, но говорят даже о том, что там есть своя атомная бомба и созданы шахты для ракет. Пресса сообщает об этом, ра­зумеется, лишь как о слухах, но тем не менее распространяет их по всей стране. В свою очередь, Раджнешпурам обносится проволокой с электрическим током, вход в него может быть лишь по разрешению. Бхагаван начинает выезжать в бронирован­ном автомобиле в сопровождении воору­женных автоматами телохранителей (в Ин­дии его охраняла лишь группа каратистов).

В1985 г. Раджнеш начинает говорить и вскоре после этого в Раджнешпураме раз­разилась катастрофа. Из него бежит вся «верхушка» — группа женщин во главе с Шилой и единственный (кроме самого Раджнеша) высокопоставленный раджнеш-пурамский мужчина — мэр города Свами Кришна Дева (Дэвид Бэрри Кнапп), прихва­тив с собой вроде бы 55 млн. долларов. Очевидно, беглецы предвосхитили собы­тия, ибо Раджнеш хотел сменить Шилу своей новой приближенной Ма Прем Ха-сийей (Француаза Рудди), что неизбежно должно было повлечь за собой падение всей компании друзей Шилы. После их бегства он выступает перед журналистами с сенсационными разоблачениями, обвиняя Шилу в создании в Раджнешпураме «фа­шистского режима», системы всеобщей слежки (везде, где можно, стояли подслу­шивающие и подглядывающие устройства), создания лаборатории, где испытывались разные яды; складов с оружием и подзем­ных ходов из Раджнешпурама, попытках убить высокопоставленных орегонских дея­телей, личного врача Раджнеша и, наконец, самого Раджнеша. Хотя атомной бомбы и ракет не было, того, что действительно было в Раджнешпураме, вполне хватило бы для «джеймсбондовского» детектива.

Через некоторое время американские власти организуют перехват самолета, на котором Раджнеш с группой близких лю­дей намеревался тайно покинуть США (вроде бы перебазироваться на Бермуд­ские острова). Раджнеша арестовывают по пустяковому обвинению — в нарушении иммиграционных законов (дело в том, что в США он прибыл с временной визой, якобы для хирургической операции, кото­рой так и не было) — и сажают в тюрьму. Целью ареста Раджнеша было, очевидно, не столько помешать ему уехать из США, сколько, наоборот, избавиться от него раз и навсегда. Его сознательно унижают, по­стоянно снимая и показывая по телевизору в наручниках и за решеткой, а затем, на­ложив штраф, высылают из страны. Радж­неш возвращается в Индию.

Закончился второй акт драмы и начина­ется третий. В чем он будет заключаться, мы не знаем ^[1]. Пока нам надо разобраться в тех двух актах, которые прошли у нас перед глазами.

•   *

*

Прежде всего чему учил Раджнеш?

По газетным сообщениям создается впе­чатление, что единственное, что пропове­довал Раджнеш,— это свобода сексуальной жизни. На самом деле это, разумеется, далеко не так. Нельзя забывать, что Радж­неш — все-таки философ, образованный человек. Его лекции пестрят ссылками на Лао Цзы и Кьеркегора, Упанишады и Сарт­ра, Гераклита и Фрейда. Если сделать спи­сок произведений, на которые он ссыла­ется, это будет каталог большой и хоро­шей философской библиотеки. И это не хвастовство ученостью. Раджнеш действи­тельно много читал и много размышлял. И человек он очень неглупый (хтя в его поздних речах и интервью, на наш взгляд, проглядывает безумие — годы пребывания в роли Бчагавана все-таки сказываются).

Если можно говорить о взглядах Раджнеша как о системе (сам он категорически возражал бы против этого. «Я — хаос», го­ворит он о себе» ^[2], «…у меня нет филосо­фии, которой я учил бы, скорее у меня есть существование, которое я раскры­ваю» ^[3]), в ней можно вычленить, на наш взгляд, три пласта, три составные части. Прежде всего это индуистский пласт.

Хотя Раджнеш не называет себя индуис-том (он сам по себе, создатель нового пу­ти, вроде Иисуса Христа или Будды), ос­новные контуры его идеологии, безуслов­но, почерпнуты из индуистской религиоз­ной мысли, индийской культуры, на кото-рои он был воспитан. Прежде всего он ис­ходит из представления не о боге, а о безличном и невыразимом Абсолюте (как исходит из него элитарная индуистская религиозная мысль). Раджнега признает и учение о безличной силе кармы (логи­чески связанное с представлением о без­личном абсолюте) законе, согласно которо­му человек проходит через бесчисленное множество рождении, причем его пове­дение в данной жизни обусловливает обстоятельства следующего рождения, хотя учение о карме в его мысли боль­шой роли не играет. От индуизма с его учением о бесконечных циклах возник­новения и распада миров (хотя и не только от него) идет и раджнешевскпй антипрогрессизм. Раджнеш верит в то, что человек может своими усилиями до­стичь абсолюта, слияния с ним, он пола­гает, что существует высшая, доступная немногим цель и высшее блаженство, кото­рые освобождают от мук, связанных с но­выми рождениями и смертями. Как и ин-дуисты, Раджнеш допускает, что, поскольку абсолют невыразим и неописуем, идти к нему можно разными путями (и покло­няться — под разными именами). Из инду­изма заимствованы и основные организа­ционные термины. Раджнешевская община именуется ашрам (индуистский эквивалент монастыря), его последователи саньяси (индуистский эквивалент монахов), сам Раджнеш — гуру и т. д.

Тем не менее идеология Раджнеша, ес­тественно, не традиционный индуизм. Это один из многочисленных продуктов секу-ляризационных процессов в индуизме. Тра­диционный индуизм никогда не представ­ляет собой единой, целостной религии, в которую можно «обратить» человека, как его можно «обратить» в христианство или мусульманство. Дело в том, что индуист никогда не был просто индуистом. Он всег­да член определенной касты, имеющей свой особый, ритуальный, религиозный статус плюс член одной из многочисленных «сект», составляющих в совокупности ин­дуистское целое. И именно крайняя ри­гидность кастовой системы позволяла этим «сектам» удивительно мирно жить друг с другом (и с неиндуистскими религиозными общинами). Как пишет крупный индийский социолог М. Н. Шринивас, «…кастовая си­стема создавала институциональный базис толерантности» ^[4]. Ведь в отличие от статуса христианского священника, который опре­деляется тем, что люди верят ему как но­сителю истины, брахман получает свой статус от рождения. Ему не надо пропа­гандировать свои взгляды — достаточно, если народ признает саму систему каст. Идейным эквивалентом этой ситуации было представление о том, что высший идеал «освобождения» доступен лишь немногим и, так сказать, «не обязателен» (в отличие от христианского «спасения») и основная масса людей должна довольствоваться перспективой хорошего следующего рож­дения, что зависит прежде всего от неук­лонного соблюдения кастовых обязанно­стей. Именно отсюда и проистекает инду­истская терпимость и другая особенность индуизма — поразительный разрыв в нем высших, «философских» и низших, народ­ных уровней идеологии. Философские по­строения, аналогичные тем, которые в ев­ропейской мысли были уделом небольших и изолированных, «периферийных» групп интеллектуалов (вроде неоплатоников), здесь не на периферии, а в самом центре (и на вершине) религиозной мысли. И од­новременно в низах народа господствуют архаичные представления, давно изжитые в Европе (человеческие жертвоприноше­ния, например, тайно приносились в Индии почти в наше время). Кастовая система по­зволяла религиозной интеллектуальной элите не «опускаться» до низов, но и не «поднимать» их.

Поиски «единой сущности» индуизма, попытки создать из него или на его осно­ве прозелитическую религию, апеллиру­ющую, как христианство, к миру в целом и каждому индивиду в отдельности, связаны с процессом секуляризации в индуизме и прежде всего с постепенным распадом кастовой системы. Но так как в индуизме нет единой организации, в нем не может и совершаться единого, планомерного про­цесса «реформации» и модернизации. Этот процесс может идти лишь в форме появле­ния разных, конкурирующих друг с дру­гом учений, каждое из которых претенду­ет на то, что именно оно и является обще­человеческой «сущностью» индуизма. И поскольку «элитарный» индуизм в силу колоссального духовного разрыва в Ин­дии между элитой и темными народными массами ближе скорее массовым слоям за­падной интеллигенции, чем индийским «ни­зам», и кроме того, утвердить именно «об­щечеловеческий» характер индуизма естест­венно вне Индии, секуляризация индуиз­ма ведет к тому, что чуть ли не каждый год новые индийские «учителя» отправля­ются на «завоевание Запада». Раджнеш стоит в конце уже очень длинной цепи, начинающейся с Вивекананды. При этом сама ситуация обращения к миру с новым учением (пусть это новое — лишь «сущ­ность» старого) подразумевает появление в доктринах этих гуру новых, несвойствен­ных традиционному индуизму, видящему в мире лишь бесконечное «движение по кру­гу », временных», исторических парамет­ров — критику современного мира и обе­щание прекрасного будущего в случае усвоения — идей гуру. Но каждый раз при этом в зависимости от времени, социаль­ной среды, в которой возникло учение, личности учителя и т. д., «сущность инду­изма» предстает по-разному, общие поло­жения индуистской мысли по-разному «до­страиваются», каждый гуру по-своему кри­тикует мир и предлагает свой идеал, и ас­кетическая и активистская проповедь бес­корыстного действия Вивекананды имеет мало общего с примитивным кришнаиз­мом или с наивным и оптимистичным «ок-культистским» эволюционизмом Махариши. И здесь мы подходим ко второму пласту раджнешевской идеологии. Что отвергает он в современном мире и к чему призы­вает?

*

Если первый пласт раджнешевской мыс­ли индуистский, то второй — специфически западный, ибо хотя система Раджнеша воз­никает в Индии, но в интеллигентской сре­де, пронизанной западными идеями.

Раджнеш обрушивается на современное общество как общество неестественное и противоестественное, где гипертрофиро­ванное развитие интеллекта и подавление инстинктов лишили человека всякой спон­танности, исказили его чувства и имеют своей оборотной стороной столь же ги­пертрофированную и болезненную сексу­альность. Современный человек все время самоутверждается, утверждает свое «я», но так как пути этого самоутверждения дик­туются   извне,   обществом,   утверждение «я» оборачивается его утратой, запрограм­мированностью. Человек где-то в глубине души стремится к любви, но приблизиться к ней сквозь толщу своей рациональности, чувственности и эгоцентричности ему не дано. Он глубоко несчастен и потому же­сток и агрессивен. Он разучился жить на­стоящим и целиком устремлен в будущее. Но в будущем его ждут лишь старость и смерть, которых он потому так паниче­ски боится, что фактически никогда и не жил.

И как запутался и измучился современ­ный человек, так же запутался и измучил­ся мир в целом. Человек ставит перед со­бой неестественные, противоприродные цели (карьера, богатство и т. д.), которые в силу их противоприродности не могут принести счастья. И такие же противопри­родные цели ставит общество в целом. Люди голодают, а правительства тратят миллиарды на вооружение и на развитие никому не нужных и портящих природный мир отраслей промышленности. Карьериз­му индивида соответствует прогрессистская ориентация общества, ориентация на буду­щее. Но как будущее человека — смерть, так будущее человечества — гибель в атом­ной войне и экологической катастрофе, к которым его толкают обезумевшие полити­ки. «…Эта ориентация на будущее ведет в никуда… Сейчас человек вынужден будет или исчезнуть с этой планеты или переде­лать себя»^[5]— стать «просветленным», как сам Раджнеш.

«Ашрамы» Раджнеша — это общины про­светленных и идущих к просветлению. Они не стремятся переделать мир, ибо стремиться его переделать — это значит принять его правила игры, вновь войти в его порочный круг, а уходят из него, являя пример другим и предоставляя ос­тальному миру катиться в пропасть. Зто оазисы и питомники новых людей и ново­го мира. «Каждый саньяси должен внести большой вклад, ибо мы пытаемся вопло­тить великую мечту, мечту, в которой смо­гут встретиться Восток и Запад, в которой смогут встретиться все религии, мечту, в которой Земля сможет стать нашим до­мом — неразделенная, без конфликтов и войн, без разделений на нации, расы и цвета кожи» ^[6]. (Как мы видим, прогресси­стская установка, которую Раджнеш изго­няет в дверь, влезает в окно, и без обе­щания прекрасного будущего все-таки ни­как обойтись не удается.)

Надо отдать должное Раджнршу — все это прописано, вернее — проговорено им очень убедительно и красиво, с хорошим знанием психологии³. Но оригинального здесь немного. Здесь все время «то флей­та слышится, то будто фортепиано». От­дельные куски лекпий Раджнеша звучат цитатами из Г. Маркузе, Э. Фромма, А. Маслоу, К. Хорни, Ж.-П. Сартра, А. Ка­мю и других кумиров критической мысли GO-x — начала 70-х годов. И это отнюдь не «плагиат». Просто Раджнеш «пронизан» этими идеями, он вобрал в себя неофрей­дистскую и экзистенционалистскую крити­ку современного общества и своеобразный неофрейдистский «романтизм» — идею, что все беды — от неестественности, а спасе­ние — в возвращении к этой естествен­ности.

*   * *

Наконец, третий и, на наш взгляд, самый интересный компонент раджнешевского учения — его учение о «просветлении» и о самом себе. Раджнеша, на наш взгляд, нельзя упрекать в сознательном обмане. Обман всегда груб. Раджнеш же создал удивительно «хитрую» систему идей о се­бе, которая вся построена на игре пара­доксами й построена так, что «схватить его за руку» очень сложно. Это сеть, в ко­торую он улавливает других, но в которую он, очевидно, попал и сам

Раджнеш (как до него Будда, Христос и др.) достиг ‘^[7]. Достиг сам — 6ез помощи како­

го-либо гуру и теперь может указать путь к «просветлению» и другим. Но что же та­кое это просветление? Это — нечто непо­стижимое и невыразимое, как непостижим и невыразим сам абсолют. «Все, что не вы­разимо,— божественное и все, что вырази­мо,— человеческое. И когда какое-либо отношение начинает становиться божест­венным, оно выходит за пределы досягае­мости слов» ^[8]. Поэтому описать просветле­ние и просветленного можно лишь нега­тивно. Это — отсутствие «я», отсутствие желаний, отсутствие ума (через просвет­ленного говорит сама Реальность). «Про­светленный» уже не человек. Это бог (этот термин не должен вызывать «христи­анских» ассоциаций) и Раджнеш-Бхагаван. «Каждый потенциально может стать бо­гом… Бог — это состояние сознания» ^и. «Это — способ наслаждения жизнью прямо здесь и сейчас» ^[9]. Но можно ли как-то от­личить «просветленного» от «непросвет­ленного», бога — от простого человека? Оказывается, нет. Загадочный, непостижи­мый сверхчеловек одновременно очень зауряден. Ведь он сама Реальность. По­этому он не борется с собой, полностью приемлет свою природу, в том числе —■ телесную ограниченность. «Я принял суще­ствование и самого себя,— говорит Радж­неш,— и ни в коей мере не склонен себя менять» ^[10]. У него нет желаний. Но раз у него есть тело, у него есть потребности, которые он спокойно удовлетворяет — ест, пьет, спит и т. д. Может ли он тво­рить чудеса? Разумеется, о чудесах в обыч­ном смысле слова речи быть не может (ибо бога нет, есть лишь «Реальность», «Бытие»). Но может ли он являть какие-то особые йогические способности, вроде ле­витации и т. п. (в которых Раджнеш ничего сверхъестественного не видит, а видит лишь проявление не познанных наукой че­ловеческих возможностей)? Нет. Всякого рода особые психические способности — удел низших ступеней духовного роста. Они опасны, ибо всегда связаны с горды­ней. Это ненужные попытки вмешаться в природу и подчинить себе других. Абсо­лют ведь «чудес» не делает, и тот, кто слился с ним, также «чудес» не делает — и не хочет и не может ^и. Таким образом «просветленный» оказывается вполне обычным человеком, только очень доволь­ным собой и миром, живущим настоящим, в свое удовольствие и спокойно доброже­лательным. «Я просто любящий комфорт и роскошь, ленивый человек» ^[11]. Ничего осо­бенного в «просветленном» нет. Он прой­дет по улице, и вы его не заметите. Недь Иисус Христос был богом и одновремен­но — человеком, Будда достиг нирваны, но после этого жил, действовал и умер, как все люди.

Как невыразимо и парадоксально само «просветление», так невыразимы и пара­доксальны ведущие к нему пути. Путей этих много — путь йоги, тантры, дзена и т. д. Бхагаван знает все эти пути (и дейст­вительно, он очень начитан в соответству­ющей литературе) и может указать каждо­му путь, подходящий его особенностям. Но нельзя забывать, что в конце каждого из этих путей — прыжок в неизвестное, «просветление». Пути эти — лишь подготов­ка самого важного — прыжка. Но прыжок этот можно совершить прямо сейчас и здесь. Попробуйте только отдаться душой и телом Бхагавану, снимите психические барьеры перед ним. И тогда он поможет вам. «Я здесь для того, чтобы помочь праздновать жизнь всеми возможными способами. Я здесь, чтобы помочь вам танцевать с жизнью, петь песнь, которая в вашем сердце, и расцвести до предела ваших возможностей»^[12]. Бхагаван, конечно, поможет вам. Но он по сути своей не мо­жет вас «насиловать», ведь все достигну­тое насилием — против природы.

У него нет учеников, а есть лишь «дру­зья». «Когда вы становитесь учеником, ког­да я инициирую вас, я не инициирую вас быть имитатором, я просто пытаюсь вам помочь найти самих себя»^[13]. Бхагаван помо­гает самим своим бытием. Он может вооб­ще ничего не делать, а просто сидеть и медитировать, что он и делал большую часть своего пребывания в США.

Получается «непроницаемый», не подда­ющийся проверке набор идей, при кото­ром Раджнеш может ничего не делать, жи­вя в свое удовольствие, и ни за что не от­вечать. Поскольку «неописуемое» неопи­суемо, непостижимое непостижимо, им можно жонглировать как угодно. Создает­ся ощущение, что парадоксы, характерные для индуистских, христианских или буддий­ских мифов, которые были источниками колоссального духовного напряжения, у Раджнеша превращаются в основу для пгры, даже довольно веселой.

И такое же ощущение «игры» возникает и при чтении описаний его общины. Как Раджнеш ничего особенного не делает, а просто живет в свое удовольствие, смотрит кино, спит с красивыми женщинами и т. д. так и его ашрам — это сборище довольно обеспеченных людей, которые много рабо­тают (считается, однако, что это работа не по принуждению, у Раджнеша никто нико­го ни к чему не принуждает), но живут в целом» весело, в свое удовольствие.

Так как путь к «просветлению» пефор-мализуем, да и само «просветление» ни­каких видимых признаков не имеет, мно­гие из них могут считать себя при этом близкими к просветлению или даже про­светленными. И вся история Раджнешпура-ма с его полицейскими с портретом Радж­неша, системой подслушивания и в конце концов — бегством верхушки с деньгами говорит о том, что действительно просвет­ление — невыразимо и никаких видимых признаков у него нет.

*   * *

Сам Раджнеш достаточно ясно указыва­ет, кто к нему идет: идут прежде всего люди определенного социального слоя — «среднего» и «выше среднего» класса. «Бедные живут надеждой на будущее…— говорит он,— вот почему бедняки никогда не отрекаются от мира… И вот почему я настаиваю снова и снова, что только в бо­гатом обществе религия становится воз­можной» ^,Б. Раджнеш—«гуру для богатых» и (хотя сам он так не говорит, ибо уж очень ругает современное образование) для образованных. Среди его последовате­лей — индийские юристы и киноработники из Голливуда, специалисты по вычислитель­ной технике из ЮАР и звевда индийского экрана, американские профессора и италь­янские журналисты. Это «высококачествен­ный материал», и только с таким «материа­лом» можно было в рекордно короткий срок создать чудеса Раджнешпурама. При этом, естественно, преобладают европейцы и американцы. Даже в пунском ашраме их было 6 из 10 тысяч человек, и Раджнеш постоянно ругает «материализм» бедной Индии, где больше думают о производст­ве, а не о «просветлении» и где космонав­ты вызывают больший интерес, чем свя­тые. Что же привлекает этих людей в раджнешевской идеологии (а привлекает очень, ибо хотя у Раджнеша в мире было всего 200—300 тысяч последователей, но это настоящие последователи, «саньяси», а книги и записи Раджнеша читают и смот­рят неизмеримо большее число людей)?

Во-вторых, Раджнеш воплощает совре­менную тенденцию к идейной эклектике. В сознании западного интеллигента, живу­щего в условиях распада религиозных си­стем и отсутствия религиозной дисципли­ны, обрывки разных религий все более свободно и эклектично соединяются друг с другом. Религиозная терпимость как бы переходит на новый уровень — от терпи­мости к сосуществованию разных религий в обществе, к спокойному отношению к их сосуществованию (вернее, сосуществова­нию их элементов, обрывков) в сознании одного индивида. Так, согласно последним опросам в «христианских» США 25% ве­рят в «переселение душ».— догмат отнюдь не христианский. Но нехристиан в США — только 8%. Большинство верящих в пере­селение душ — одновременно считают се­бя христианами. Человек крестит детей, например, в епископальной церкви и сам в нее иногда заходит. По занимается дзенской медитацией, читает «Бхагавадги-ту», гадает по «И-дзин» и лечится у какого-нибудь тибетского знахаря-кудесника. И кто ему может запретить? При этом он да­же не ищет «истины» — он не так наивен, чтобы поверить, что из сотен религий, пе­речисляемых в разного рода энциклопеди­ях и справочниках, истинная, например, прячется под номером 245. Он скорее ищет интересные мысли и интересные ощущения. Его подход скорее эстетиче­ский. Он «любуется» разными религиями, как можно любоваться Рембрандтом и Ван Гогом. Раджнеш — воплощение этой «всеядности». Если в традиционном инду­изме допускалось сосуществование многих «путей к абсолюту» в рамках индуистского целого, то у Раджнеша они спокойно сосу­ществуют в его ашраме и его сознании. При этом его эклектика — не стыдящаяся себя эклектика, пытающаяся как-то все примирить и соединить в единой системе. Раджнеш против систем и не хочет ниче­го примирять. «Есть Будда, есть Иисус, есть Мухаммед — такие совсем разные лю­ди, и все они правы» ^[16]. «Каждый путь сам по себе совершенен» ^[17]. Он «играет», пере­ходя от одного способа постижения абсо­люта к другому и переводя от одного к другому своих учеников, советуя одному йогические упражнения, другому — тантри­ческий секс, комментируя то дзенские со­чинения, то евангелия, то «йога сутру», то хасидские истории. Это принципиальная и веселая эклектика. «Любите Будду, Иисуса, Рамакришну, обогащайтесь их опытом, но им не поддавайтесь»^[18],— говорит он.

Но эклектизм современного интеллигент­ского сознания не только эклектизм раз­ных религий, вернее их «обрывков». Это еще и своеобразный эклектизм религиоз­ного и научного. Наука разбивает религи­озные мифы, делает все более трудной веру в них. Но одновременно происходит и другой процесс. Само бурное развитие науки, бесконечная смена научных теорий и картин мира приводит к тому, что лю­бая данная теория, любой «приговор нау­ки» внушает все меньше веры (ведь изве­стно, что завтра будут другие открытия и другие теории), а любое «ненаучное» ут­верждение, напротив, больше доверия (сейчас считается, что это невозможно, а завтра откроют, что возможно). Поэтому полукаучный, полурелигиозный «оккуль­тизм», ранее прятавшийся на задворках культуры, сейчас вышел на белый свет и приобрел респектабельность (особенно «таинственные явления человеческой пси­хики»), В этом отношении распространяю­щиеся на Западе реформированные вари­анты индуизма и буддизма полностью со­ответствуют этой тенденции. Это религии, но без бога, с чудесами, но такими, кото­рым можно обучиться и которые теорети­чески допускают научное объяснение. Раджнеш воплощает и эту сторону эклек­тизма. То, чему он учит.— вроде бы рели­гия, а вроде — и нет. Религия — но без мифов, которые вступали бы в конфликт с современным знанием, даже без «чу­дес», которые допускаются (как непознан­ные психические явления), но отношение к которым — «легкое», без паранаучной ок-культистской «серьезности». «Научным» Раджнеш играет так же легко, как и рели­гиозным.

Разрушение в современном западном обществе традиционных идеологических, бытовых и культурных форм, сочетающее­ся с нарастанием своеобразного «антипро-грессизма» — процессы очень глубокие. Тем не менее, как и все процессы, они идут волнами. Мощнейшая такая волна приходится на 60-е годы, когда пышным цветом в странах Запада расцвели идеоло­гии, призывающие к естественности, спон­танности и т. п., когда возникла так назы­ваемая молодежная контркультура, а на улицы вышли пугающие «нормальных» людей хиппи. Отсюда еще одна особенность состава раджнешевских общин — преобла­дание в них тридцатилетних, т. е. людей, чье вхождение в жизнь приходится как раз на этот период. Средний возраст «санья-си»—34 года. Пропитавшись в юности на­строениями 60-х годов, эти люди затем ста­ли успешно работать, стали профессионала­ми. Но при первом же возрастном кризисе, при первом ощущении усталости они обра­щаются к идеям своей юности. Раджне-шизм, с его пафосом «естественности», таким образом, это как бы отголосок бурь 60-х годов, идеология «шестидесятников» в восьмидесятые годы.

Во многом отсюда и судьба раджнешиз-ма. Его расцвет в США приходится на годы «консервативной реакции». Никакого мас­сового возвращения к религиозной и мо­ральной «норме» в эти годы не происхо­дит. Но несомненно, что возникла некото­рая «осторожность», нет уже того упоения иконоборчеством и экспериментированием. И на этом фоке к власти приходит группи­ровка, действительно и ярко консерватив­ная, мечтающая о возвращении «нормы» 50-х годов. Для стоящих сейчас в США у влас ги людей Раджнеш — воплощение всего самого «неамериканского» и амо­рального. 11 поступили с ним они совер­шенно «в своем духе».

Переживет ли «раджнешизм» обрушив­шиеся на него удары? Очевидно, пере­живет. Как мы уже говорили, идеология Раджнеша предоставляет почти неограни­ченные возможности «уходить от провер­ки», преданные Бхагавану люди остались вокруг него, и если у него самого энергия еще не израсходована, мы еще услышим о его новых ашрамах и приключениях. Но сколь-либо мощной «церкви» из «раджне-шизма», на каш взгляд, не возникает.

Все усиливающийся эклектизм современ­ного религиозного сознания — явление отнюдь не временное. При всей странно­сти и иногда явной болезненности его форм его нельзя считать переходом (во всяком случае, в исторически обозримый срок) к какой-то новой стабильности. Это кризис, который ничем не может разре­шиться, переход, который никуда не ве­дет (если не считать возникающей при­вычки к новым и причудливым формам ду­ховной жизни). На каш взгляд, это законо­мерный этап процесса секуляризации, иду­щего в той форме, в которой он идет на Западе (и прежде всего в США),— без раз­рыва с религией, при сохранении ее форм и символов, за счет внутреннего распада религиозных систем и организаций, когда четко очерченные идейные системы сме­няются нестойкими, индивидуальными ком­бинациями идей. Этот процесс можно на­звать процессом роста «религиозной энтро­пии». Раджнеш прекрасно воплощает это мироощущение, но «кристаллизовать» его, создать на его основе сколь-либо четкие и жесткие идейные формы он не может (ма­териал не поддается кристаллизации). Идео­логия «Бхагавана» — объединение громад­ного числа разных религиозных идей и «психотехник», но объединение не приве­дением их в какую-то систему, а скорее самой харизматической личностью «Бхага­вана» «играющего» этими идеями и «тех­никами». Раджнеш говорит: «Я—хаос»,— и он действительно воплощает хаос совре­менного интеллигентского религиозного со­знания на Западе. Его «идеология» — по­рождение этого хаоса, и обречена вернуть­ся туда, откуда вышла.

---